Laura Knight-Jadczyk: Политическая Понерология, Комментарий. Часть 1

Политическая Понерология: Наука о Природе Зла, Приспособленного к Достижению Политических Целей

Эндрю М. Лобачжевский [Andrew M. Lobaczewski]

с комментарием и дополнительным цитируемым материалом

Лаура Найт-Ядчжук [Laura Knight-Jadczyk]

статья на антлийском находится здесь

Эта статья состоит из двух частей. Я должна уведомить читателя, что действительно хороший материал находится во второй части, так что не пропустите его!

Эндрю М. Лобачжевский, ноябрь 2005

Патократия - болезнь крупных социальных движений, затем целых обществ, наций, и империй. В ходе человеческой истории она затронула социальные, политические, и религиозные движения, так же как соответствующие идеологии … и превратила их в карикатуры... Это произошло в результате … участия патологических агентов в процессе, подобном патодинамике [распространению инфекции в организме]. Это объясняет, почему все патократии мира - и были, и есть - настолько сходны в своих значимых проявлениях.

… Идентификация этих явлений в ходе истории и их соответствующее квалифицирование - не согласно конкретной идеологии, подвергшейся процессу карикатуризации, а согласно их истинной природе и содержанию - - является занятием для историков. […]

Действия [патократии] затрагивают общество целиком, начиная с лидеров, и пропитывая каждый город, бизнес, и учреждение. Патологическая социальная структура постепенно охватывает всю страну, создавая ‘новый класс’ в пределах нации. Этот привилегированный класс [патократия] чувствует, что ему постоянно угрожают ‘другие’, то есть большинство нормальных людей. Патократы не развлекают себя никакими иллюзиями о своей личной судьбе в случае возвращения к системе нормальных людей. [Эндрю М Лобачжевский Политическая Понерология: Наука о Природе Зла, Приспособленного к Достижению Политических Целей]

Слово ‘психопат’ обычно вызывает образы едва сдерживаемого – и все же удивительно учтивого - доктора Каннибала Лектера из известного фильма ‘Молчание Ягнят’. Я признаю, что именно этот образ возникал в уме всякий раз, когда я слышала это слово. Но я была неправа, и я должна был выучить этот урок на собственном опыте, и весьма мучительно. Точные детали описаны в ]другой статье; очень важно отметить, что этот опыт, вероятно, был одним из самых болезненных и поучительных эпизодов моей жизни, и это позволило мне преодолеть блок в моем осознании мира вокруг меня и тех, кто его населяет.

Относительно блоков, препятствующих осознаванию, я должна заявить, что я на протяжении 30 лет изучала психологию, историю, культуру, религию, мифы и так называемые паранормальные явления. Кроме того, многие годы я работала с гипнотерапией, что дало мне очень хорошее механическое знание того, как мышление/мозг человека работает на очень глубоких уровнях. Но даже в этом случае, я все еще работала с определенными устоявшимися верованиями, которые были разрушены моими исследованиями психопатии. Я поняла, что у меня был определенный набор идей, которые я имела о людях, который был для меня священен. Я даже написала об этом однажды следующим образом:

… моя работа показала мне, что огромное большинство людей стремится делать добро, испытывать добрые чувства, думать благотворные мысли, и принимать решения с благоприятными результатами. И, со всей своей энергией, они стремятся жить именно так! Когда большинство людей имеют это внутреннее желание, какого черта это не происходит?

Я признаю что я была наивной. Было много вещей, о которых я тогда не знала, и что я узнала с тех пор, как я написала те слова. Но даже тогда я знала, как наши собственные умы могут использоваться, чтобы нас обманывать.

Теперь, каких верований я придерживалась тогда, что сделало меня жертвой психопата? Первое и самое очевидное - то, что я действительно полагала, что глубоко внутри, все люди ‘в основном хороши’ и что они ‘стремится делать добро, испытывать добрые чувства, думать благотворные мысли, и принимать решения с благоприятными результатами. И, со всей своей энергией, они стремятся жить именно так!’

Как это случается, это верование оказалось ложным, как я - и каждый, кто был вовлечен в нашу рабочую группу – выучил, к нашему сожалению, как они говорят. Но то, что мы выучили, способствовало также нашему образованию. Чтобы прийти к некоторому пониманию того, какой человек мог сделать вещи, которые были сделаны по отношению ко мне (и другим близким мне людям), и чем их поступки могли бы быть мотивированы - даже ведомы - чтобы вести себя таким образом, мы начали исследовать литературу по психологии для того, чтобы найти ключи, потому что мы должны были понять это для нашего собственного спокойствия духа.

Если есть психологическая теория, которая может объяснить порочное и деструктивное поведение, то эта информация очень помогает жертвам таких действий, чтобы они не проводили все свое время, чувствуя себя обиженными или обозленными. И конечно, если есть психологическая теория, которая помогает человеку находить, какие слова или поступки могут навести мосты между людьми, излечить недоразумения, что также является достойной целью. Именно с такой перспективы мы начали наши интенсивные исследования нарциссизма которые затем привели нас к исследованию психопатии.

Конечно, мы не начали исследования именно с такого ‘диагноза’ или маркировки того, что мы пережили. Мы начали с наблюдений и поисков в литературе ключей, профилей чего-либо, что помогло бы нам понять внутренний мир человека - фактически группы людей - кто, казалось, был крайне развращен в отличие всего, с чем мы когда-либо сталкивались прежде.

Марта Стоут - Психопат По Соседству:

Представьте - если Вы можете - отсутствие совести, полное отсутствие совести вообще, отсутствие чувства вины или раскаяния независимо от того, что Вы делаете, отсутствие ограничивающего чувства беспокойства за благосостояние незнакомцев, друзей, или даже членов семьи. Представьте отсутствие борьбы с чувством стыда, ни одного за всю вашу жизнь, независимо от того, какой эгоистичный, скользкий, деструктивный, или безнравственный поступок Вы совершили.

И притворитесь, что понятие ответственности [за свои поступки] Вам неизвестно, кроме того, что это кажется вам бременем, которое другие добровольно принимают на себя без вопросов, как легковерные дураки.

Теперь добавьте к этой странной фантазии способность скрыть от других людей, что ваш психологический облик радикально отличается от их облика. Так как каждый просто предполагает, что наличие совести универсально среди всех людей, то скрыть факт, что Вы начисто лишены совести, очень легко.

Вас не сдерживают ни от одного из ваших желаний чувства вины или позора, и другие Вас никогда не призывают к ответу за ваше равнодушие и хладнокровие. Ледяная кровь, текущая по вашим венам настолько странна, так полностью находится вне зоны их личного опыта, что они редко даже в состоянии предположить ваше состояние.

Ваше странное преимущество перед большинством людей, которые удерживаются от аморальных поступков своей совестью, наиболее вероятно останется скрытым от них.

Вы можете делать что-угодно, и тем не менее ваше странное преимущество перед большинством людей, которые удерживаются от неблаговидных поступков своей совестью, наиболее вероятно останется скрытым.

Как Вы будете жить вашу жизнь?

Что Вы сделаете с вашим огромным и секретным преимуществом [отсутствием совести], и с соответствующим ‘изъяном’ в других людях [наличием совести]?

Ответ в значительной степени будет зависеть от только, каковы ваши желания, потому что не все люди являются одинаковыми. Даже глубоко недобросовестные люди не являются одинаково-недобросовестными. Некоторые люди - имеют ли они совесть или нет - одобряют непринужденность инерции, в то время как другие наполнены мечтами и буйными амбициями. Некоторые люди – замечательны и талантливы, некоторые - летаргичны, и большинство людей, обладающие совестью или ее лишенные, находятся где-нибудь между крайностями. Есть жестокие люди и люди, которые и мухи не обидят, индивидуумы мотивированные жаждой крови и те, кто не имеет таких аппетитов. [...]

Если Вас насильственно не остановят, Вы можете сделать вообще что-угодно.

Если Вы рождаетесь в нужное время, с некоторым доступом к семейному благосостоянию, и Вы обладаете особым талантом вызывать чувство ненависти [к врагам] и чувство обделенности в других людях, Вы можете принять меры к убийству большого количества ничего не подозревающих людей. С достаточным количеством денег, Вы можете достигнуть этого, с удовлетворением наблюдая за ‘процессом’ на расстоянии, благополучно сидя в любимом кресле[...]

Сумасшедше и пугающе - и реально, приблизительно в 4 процентах населения....

Уровень распространенности анорексии [отсутствия аппетита] составляет 3.43 процента, что считается почти эпидемическим, и все же эта цифра - значительно ниже чем распространенность антиобщественного расстройства личности [APD]. Высокопрофильные расстройства, классифицируемые как шизофрения встречаются примерно в 1% населения – что составляет четверть от уровня антиобщественного расстройства личности - и Центры по Контролю Предотвращению Заболеваний [CDCP] утверждают, что уровень заболеваемости раком кишечника в Соединенных Штатах, который рассматривается как ‘тревожно высокий,’ находится на уровне приблизительно 40 на 100 000 человек, - в сто раз ниже чем уровень антиобщественного расстройства личности.

Высокая встречаемость социопатии в человеческом обществе оказывает глубокое влияние на остальных, кто должен жить на этой планете, и даже тех из нас, кто не был клинически травмирован. Индивидуумы, которые составляют эти 4 процента, обескровливают наши отношения, наши счета в банке, наши достижения, наше чувство собственного достоинства, и, сам мир на нашей земле.

При этом удивительно, что много людей ничего не знают об этом расстройстве личности, или если они знают, то они думают об этом только в терминах криминальной психопатии - убийцах, серийных убийцах, массовых убийцах - людях, которые явно многократно нарушали закон, и которые, если их обнаружат, будут заключены в тюрьму, возможно даже казнены нашей юридической системой.

Мы обычно не осознаем, и при этом мы обычно не идентифицируем, большее количество ненасильственных социопатов среди нас, людей, которые часто не являются явными правонарушителями, и против которых наша формальное юридическое законодательство обеспечивает ничтожную защиту.

Большинство из нас не может представить себе никакого соответствия между задумыванием этнического геноцида и, скажем, ‘невинной’ ложью боссу о своем сотруднике. Но психологическое соответствие не только существует; оно повергает в ужас. Простая и глубокая, связь - отсутствие внутреннего механизма, который пульсирует в нас, эмоционально выражаясь, когда мы делаем выбор, который мы рассматриваем как безнравственный, неэтичный, безответственный, или эгоистичный.

Большинство из нас чувствует себя немного виновным, если бы мы съедаем последний кусочек пирога в кухне, уже не говоря о том, что бы мы чувствовали, если бы мы преднамеренно и систематически планировали травмировать другого человека.

Те, кто не имеет никакой совести вообще формируют отдельную группу, являются ли они тиранами геноцида или просто безжалостными социальными снайперами.

Присутствие или отсутствие совести - глубокое разделение человечества, возможно более существенное чем интеллект, раса, или даже пол.

Что дифференцирует социопата, который живет за счет труда других, начиная с того, кто иногда грабит магазины, от того, кто является современным бароном- грабителем - или что отличает обычного хулигана от убийцы –социопата - является ничем иным как социальным статусом, силой их желания, интеллектом, жаждой крови, или просто возможностью.

Что различает всех этих линдивидуумов от остальной части нас - совершенно пустое отверстие в психике, где должны находиться наиболее развитые из всех гуманизирующих функций.

У нас не было книги доктора Стоут в начале нашего научно-исследовательского проекта, что могло бы дать нам преимущество. У нас, конечно, были книги Роберта Хаэра [Robert Hare] и Клекли [Cleckley] и Гиггенбул-Крэга [Guggenbuhl-Craig] и другие. За последние пару лет появилось еще больше книг, в ответ на вопросы, сформулированные многими психологами и психиатрами о состоянии нашего мира и возможности, что есть некоторое существенное различие между такими индивидуумами, как Джордж В. Буш и много так называемых неоконсерваторов, и остальной частью человечества.

Книга доктора Стоут имеет одно из самых пространных объяснений относительно того, почему ни один из примеров [социопатов в ее книге] не напоминает никаких фактических людей, которых я когда-либо читала. И затем, в одной из первых глав, она описывает ‘композитный’ случай, где социопат, описываемый ею в данной главе, провел свое детство, взрывая лягушкек с фейерверками. Широко известно, что Джордж В. Буш сделал это, таким образом каждый естественно задает себе вопрос...

В любом случае, даже без работы доктора Стоут, в то время, когда мы изучали вопрос, мы поняли, что то, что мы изучали, было очень важно для каждого, потому что, по мере сбора данных, мы видели, что ключи, профили, свидетельствовали, что с проблемами, перед которыми мы оказывались, в какой-то момент сталкивается каждый, до той или иной степени. Мы также начали понимать, что профили, которые появились, также точно описывают много людей, которые ищут положений власти в областях, дающих власть, наиболее особенно в политике и коммерции. Эта идея сама по себе не является столь шокирующей, но, по справедливости, этого с нами не произошло, пока мы не увидели характерные черты и признали их в поведениях многочисленных исторических фигур, а в последнее время включающих Джорджа В. Буша и членов его администрации.

Текущие статистические данные дня говорят нам, что больные в психологическом отношении люди более многочисленны, чем здоровые. Если Вы возьмете выборку людей в какой-нибудь данной области, то Вы, вероятно, найдете, что существенное их число показывает патологические признаки в той или иной степени. Политика не является исключением, и по самой ее природе она имеет тенденцию привлекать больше патологических властных типов чем другие области. Это - логично, и мы начали понимать, что это было не только логично, это было ужасающе точным; ужасающе, потому что патология среди индивидуумов, находящихся во власти, может привести к бедственным последствиям для всех людей находящихся под управлением таких патологических индивидуумов. И так, мы решили написать об этом и опубликовать материалы в Интернете.

По мере размещения материалов [в интернете], начали приходить письма от наших читателей с благодарностью за то, что мы дали название тому, что происходило с ними в их личных жизнях так же как помогало им понимать то, что происходило в мире, который, кажется, совсем обезумел. Мы начали думать, что это была эпидемия и что, в определенном смысле, мы были правы; только не так, как мы думали. Если человек с высоко-инфекционной болезнью работает на работе, которая помещает его в контакт с населением, результатом является эпидемия. Таким же образом, если человек в позиции политической власти - психопат, он или она может создать эпидемию психопатологии в людях, которые не являются по своему существу психопатическими. Наши идеи по этому поводу скоро получили подтверждение из неожиданного источника. Я получила электронную почту от польского психолога, который написал следующее:

Лобачжевский:

Дорогие Леди и Господа:

я получил Ваш Специальный исследовательский проект о психопатии на мой компьютер. Вы делаете самую важную и ценную работу для будущего наций. Я - клинический психолог в очень преклонном возрасте. Сорок лет назад я принял участие в секретном исследовании истинной сущности психопатологии как макросоциального явления по имени ‘Коммунизм’. Другие ученые принадлежали к предыдущему поколению, которые уже скончались. Я в состоянии предоставить Вам самый ценный научный документ, который будет полезен в достижении Ваших целей. Это - моя книга Политическая Понерология: Наука о Природе Зла, Приспособленного к Достижению Политических Целей

Глубокое исследование природы психопатии, которая играла существенную и вдохновляющую роль в этом макросоциальном психопатологическом явлении, и различении ее от других психопатологий [умственных аномалий] оказалось, было необходимой подготовкой чтобы понять полную природу явления.

Большая часть работы, которую Вы делаете теперь, была сделана в те времена. …

Я в состоянии предоставить Вам самый ценный научный документ, полезный в ваших целях. Это - моя книга ‘Политическая Понерология: Наука о Природе Зла, Приспособленного к Достижению Политических Целей’. Вы также можете найти копию этой книги в Библиотеке Конгресса и в некоторых университетских и общественных библиотеках в США.

Будьте добры и свяжитесь со мной, чтобы я мог отправить Вам копию по почте.

С уважением!

Эндрю М Лобачжевский

Я сразу ответила. Несколько недель спустя рукопись пришла с почтой.

По мере того я читала, я поняла, что книга, которую я держала в руке, была по существу хроникой спуска в ад, преобразования, и торжествующего возвращения в наземный мир со знанием об этом аде, знанием, бесценным для всех нас, особенно сейчас, в наше время, когда кажется очевидным, что подобный ад окутывает всю планету. Риск, на который шла группа ученых, проводивших исследование, и на котором базируется эта книга, находится вне понимания большинства из нас.

Многие из них были тогда молоды, их карьеры только начинались, когда нацисты в сапогах выше колена начали маршировать по Европе. Эти исследователи пережили нацизм, а также более поздний период, когда нацисты были вытеснены и заменены коммунистами под каблуком Сталина. Ученые пережили годы подобных притеснений, которые те из нас сегодня, кто хочет высказываться против Рейха Буша, не может себе даже представить.. И так как они были там, и они пережили это и принесли информацию всем нам, эта информация вполне может спасти наши жизни, так как у нас будет карта, которая будет служить нам проводником в ниспадающей темноте. Именно в этом контексте я хотела бы предоставить вашему вниманию, как доктор Лобачжевский обсуждает ценность близкого и клинического исследования зла в его книге прежде, чем мы обратимся к предмету Понерологии:

Эта новая наука неисчислимо богата деталями казуистики... Она охватывает знание и описание явления в категориях естественного мировоззрения, соответственно измененного в соответствии с потребностью понять многие процессы...

Дальнейшее знакомство с этим явлением сопровождается развитием языка общения, посредством которого общество может быть информировано и предупреждено об опасности. Таким образом, рядом с идеологическим лицемерием появляется третий язык [doubletalk – два языка понеризованного общества, где первый язык – пропаганда и ложь власти и понеризованных средств массовой информации, о том, как они хотят, чтобы мы видели мир вокруг нас и события в нем; и второй язык – умалчиваемая правда и факты, что происходит в действительности]... частично, он заимствует названия, используемые официальной идеологией в их преобразованных измененных значениях. Частично, этот язык работает со словами, заимствованными из народных политических шуток и анекдотов. Несмотря на его странность, этот язык становится полезным средством коммуникации и играет роль в регенерации социальных связей.... Однако, несмотря на усилия со стороны литераторов и журналистов, этот язык остается средством общения внутри [понеризованного общества]; становясь герметическим вне среды действия явления, и оставаясь непостижимым для людей, у которых отсутствует соответствующий личный опыт. [...]

Эта новая наука, выраженная на языке, развившемся в абнормальной действительности, является кое-чем чуждым людям, которые желают понять это макросоциальное явление, но продолжать мыслить в категориях ‘нормальных, непонеризованных’ стран. Попытки понять этот язык вызывают определенное чувство беспомощности, которая дает начало тенденции создания собственных доктрин, построенных из концепций собственного мира и определенного количества соответственно поглощенного патократического материала пропаганды. Такая доктрина – в качестве примера можно привести американскую антикоммунистическую доктрину - делает еще более трудным понимание другой действительности. Надеюсь, что объективное описание, представленное здесь, позволит им преодолеть тупик, порожденный таким образом. [...]

Специфическая роль определенных индивидуумов в такие времена заслуживает пристального внимания; они участвовали в открытии природы этой новой действительности и помогли другим найти правильный путь. Они имели нормальный [не патологический] характер, но неудачное детство, и очень рано подверглись доминированию людей с различными психологическими отклонениями, включая патологический эготизм и методы терроризирования других людей. Новая система управления обрушилась на таких людей как крупномасштабное социальное умножение того, о чем они знали из собственного опыта. С самого начала, они поэтому видели эту действительность намного более прозаически, немедленно рассматривая идеологию в соответствии с паралогистическими историями, хорошо им известными, цель которых состояла в том, чтобы скрыть горькую реальность событий их юности. Они скоро достигли правды, так как происхождение и природа зла аналогичны независимо от социального масштаба, в котором это зло проявляется.

Такие люди редко понимаются в счастливых обществах, но там они стали полезными; их объяснения и совет оказались точными и были переданы другим, присоединяющимся к сети этого наследия [и жадно] его воспринимающим. Однако, их собственное страдание было удвоено, так как столько Зла перенесенного всего за одну жизнь было слишком большим испытанием, чтобы это все пережить....

Наконец, общество видит появление людей, которые собрали исключительное интуитивное восприятие и практическое знание в области того, как патократы мыслят, и как такая система правления функционирует.

Некоторые из них становятся настолько опытными на ненормативном языке психопата и его идиоматике, что они могут использовать его, как иностранный язык, который они хорошо знают. Так как они должны расшифровать намерения власти, такие люди вслед за этим предлагают совет людям, которые имеют проблемы с властями. Эти обычно материально незаинтересованные защитники общества нормальных людей играют незаменимую роль в жизни общества. Патократы, однако, никогда не смогут научиться мыслить в нормальных человеческих категориях. В то же самое время, способность предсказывать пути реакции такой власти позволяет прийти к заключению, что данная система является жесткой причинно-следственной [социальной организацией], где естественная свобода выбора минимальна. [...]

Когда-то мне был отнесен пациент, который был заключенным в Нацистском концентрационном лагере. Она возвратилась из того ада в таком исключительно хорошем состоянии, что она была все еще в состоянии выйти замуж и родить трех детей. Однако, ее методы воспитания детей были настолько тираническими, что они напоминали о жизни в концентрационном лагере с таким упорством воспроизводимыми [в дальнейшей жизни] прежними заключенными. Детская реакция была невротическим протестом и агрессивностью против других детей.

Во время психотерапии матери, мы напоминали ей о фигурах мужских и женских офицеров СC, указывая их психопатические характеристики (таких индивидуумов набирали в первую очередь). Чтобы помочь ей устранить их патологический материал, заразивший мою мать, я снабдил ее приблизительными статистическими данными относительно количества таких индивидуумов в общем составе населения. Это помогло ей достичь более объективного представления о той реальности и вновь установить доверие обществу нормальных людей....

Параллельно развитию практического знания и языка общения посвященных лиц [внутри системы], формируются другие психологические явления; действительно существенные в преобразовании социальной жизни при правлении} патократического режима, и различать их существенно, если Вы желаете понять людей и нации, обреченные жить в таких условиях и оценить ситуацию в политике. Они включают психологическую иммунизацию людей и их адаптацию к жизни в таких абнормальных условиях.

Методы психологического террора (представляющее собой специфическое искусство патократии), технологии патологического высокомерия, и прогулок [в кирзовых сапогах] по душам других людей первоначально настолько травмируют психику, что люди лишаются их способности к фокусированной реакции; я уже представила психофизиологические аспекты таких состояний. Десять или двадцать лет спустя, аналогичное поведение может быть признано шутовством и уже не лишает жертву его способности мыслить и реагировать целеустремленно. Его ответы - обычно ‘хорошо продуманные’стратегии, идущие из положения превосходства нормального человека и часто сопровождающиеся насмешкой. Человек может смотреть страданию и даже смерти в глаза с необходимым спокойствием. Опасное оружие падает из рук правителя.

Мы должны понять, что этот процесс иммунизации является не просто результатом описанного выше увеличения практического знания макросоциального явления. Это - эффект многослойного, постепенного процесса роста знания, ознакомления с явлением, создания соответствующих реактивных привычек, и самообладания, с одновременной проработкой концепции и моральных принципов, в условиях реального времени. После нескольких лет, те же самые стимулы, которые прежде вызывали холодно духовное бессилие или умственный паралич, теперь вызывают желание прополоскать горло чем-то сильным, чтобы избавиться от этой грязи.

Это было время, когда много людей мечтали об обнаружении некоторой пилюли, которая облегчила бы выдерживать контакт с властями или посещение принудительных сессий идеологической обработки обычно проводимых под председательством психопатического характера. Немногие антидепрессанты, как оказалось, действительно имели желаемый эффект. Двадцать лет спустя, об этом полностью забыли.

В 1951 году, когда я был арестован впервые, сила, высокомерие, и психопатические методы насильственного признания почти полностью лишили меня моих способностей самообороны. Мой мозг прекратил функционировать после только арест нескольких дней без воды, к такой точке, что я не мог даже должным образом припомнить инцидент, который привел к моему внезапному аресту. Я даже не знал, что это было преднамеренно вызвано и что условия, разрешающие самооборону, фактически существовали. Они сделали со мной почти все, что они хотели.

В 1968 году, когда я был арестован в последний раз, я был допрошен пятью жестоко-выглядящими сотрудниками безопасности. В один специфический момент, после продумывания их предсказуемых реакций, я позволяю себе смотреть каждому из них в глаза с пристальным вниманием. Самый важный спросил меня: ‘Что у тебя на уме, негодяй, чего ты так уставился?’ Я ответил без любого опасения относительно последствий: ‘Я только задаюсь вопросом, почему так многие из Ваших джентльменских карьер заканчиваются в психиатрической больнице.’ Они были озадачены некоторое время, после чего тот же самый мужчина воскликнул, ‘Потому что это - такая проклятая ужасная работа!’ ‘Я думаю, что все - совсем наоборот’, я ответил спокойно. Меня сразу препроводили назад в мою камеру.

Три дня спустя, я имел возможность говорить с ним снова, но на сей раз он был намного более почтителен. Затем он приказал, чтобы меня выпустили как потом оказалось. Я поехал на трамвае домой мимо большого парка, все еще неспособный верить моим глазам. Уже в моей комнате, я лег на кровать; мир был еще не совсем реален, но истощенные люди засыпают быстро. Когда я проснулся, я проговорил вслух: ‘Боже мой, не Ты ли отвечаешь здесь за этот мир!’

Уже тогда, я знал не только то, что до 1/4 всех чиновников тайной полиции заканчивают в психиатрических больницах. Я также знал, что их ‘профессиональная болезнь’ является конгестивной дементией, с которой прежде сталкивались только среди старых проституток. Человек не может безнаказанно нарушать в себе естественные человеческие чувства, независимо от того какая у него профессия. С той точки зрения, Товарищ Капитан был частично прав. В то же самое время, однако, мои реакции стали стойкими, несравнимо сильнее тех, которые у меня были семнадцатью годами ранее.

Все эти преобразования человеческого сознания и бессознательного состояния приводят к индивидуальной и коллективной адаптации к жизни под такими системами. При измененных условиях материальных и моральных ограничений, появляется экзистенциальная изобретательность, готовая преодолеть много трудностей. Также создается новая общественная сеть нормальных людей для самосовершенствования и взаимопомощи.

Такое общество действует согласованно и знает об истинном положении дел; оно начинает развивать способы влиять на различные элементы власти и достигать социально полезных целей.... Таким образом, мнение, что общество полностью лишено любого влияния на правительство в такой стране, неточно. В действительности, общество действительно cо-управляет до некоторой степени, иногда преуспевая и иногда терпя неудачу в его попытке создать более терпимые условия жизни. Это, однако, происходит в манере, полностью отличной от той, что случается в демократических странах.

Эти процессы: познавательная и психологическая иммунизация, и адаптация позволяют создавать новые межличностные и социальные связи, которые работают в рамках значительного большинства, которое мы уже назвали ‘обществом нормальных людей.’ Эти связи дискретно проникают в мир среднего класса, среди людей, которым до некоторой степени можно доверять....

Обмен информацией, предостережениями, и взаимопомощь охватывает все общество. Все кто в состоянии, предлагают помощь любому, кто оказывается в неприятном положении, часто таким способом, что человек, которому помогли, не знает, кто эту помощь предоставил. Однако, если его неудача вызвана его собственной нехваткой осмотрительности по отношении к властям, его встречают с упреком, но не отказывают в помощи.

Создание таких связей возможно, потому что это новое разделение общества весьма ограниченно учитывает факторы, типа уровня таланта или образования или традиций, приложенным к прежнему социальному позиционированию. Уменьшенные различия в уровне материального благосостояния не расторгают эти связи. Одна сторона этого разделения содержит представителей самой высокой интеллектуальной культуры, простых обычных людей, интеллигенции, специалистов умственного труда, фабричных рабочих, и крестьян, объединенных общим протестом их человеческой природы против доминирования опыта пара-человека и правительственных методов. Эти связи порождают понимание между людьми и сочувствие среди людей и социальных групп, прежде разделенных на группы экономическими различиями и социальными традициями. Мыслительные процессы, служащие этим связям, имеют психологический характер, способность постигать мотивацию чьих-либо поступков. В то же самое время, обычный народ сохраняют уважение к людям, которые были образованы и представляют [собой] интеллектуальные ценности. Появляются также определенные социальные и моральные ценности, и может оказаться, появляются навсегда.

Происхождение, однако, этой огромной межчеловеческой солидарности становится постижимым после того, как мы узнаем природу патологического макросоциального явления, которое вызвало освобождение таких отношений, дополненного признанием собственной человечности и гуманности других. Напрашивается еще одно размышление, а именно, насколько отличны эти великие [межчеловеческие] связи - от ‘конкурентоспособного Американского общества ...

Эта работа настолько важна, что я полагаю, что каждый нормальный человек должен прочитать ее для их собственной безопасности и умственной гигиены. Я собираюсь представить здесь некоторые важные выдержки из книги, которая вскоре будет доступна полностью.

Лобачжевский:

Из Предисловия Автора:

В предоставлении моим уважаемым читателям этого тома, над которым я обычно работал в течение ранних часов перед отъездом, что впоследствии затруднило мою жизнь, я сначала хотел бы принести извинения за дефекты, которые являются результатом аномальных обстоятельств, например, отсутствия надлежащей лаборатории. Я с готовностью признаю, что эти лакуны должны быть заполнены, что возможно, отнимет много времени, поскольку факты, на которых эта книга базируются, срочно необходимы. И не является ошибкой автора, что эти данные прибыли слишком поздно.

Читатель имеет право на объяснение длинной истории и обстоятельств, при которых была собрана эта работа. Этот том - третий раз, когда я рассмотрел тот же самый предмет. Я бросил первую рукопись в печь центрального отопления, будучи предупрежденным как раз вовремя об официальном обыске, который начался минуты спустя. Второй проект я послал Духовному сановнику в Ватикане через американского туриста и был абсолютно неспособен получить какую-либо информацию о судьбе пакета с той минуты, как я отдал его посреднику.

Эта … история … сделала работу над третьей версией еще более трудоемкой. Предшествующие параграфы и прежние фразы из одного или и обоих первых проектов часто посещают автора и делают затрудняют надлежащее планирование содержания.

Два первых проекта были написаны на очень замысловатом языке для пользы специалистов с необходимым уровнем подготовки, особенно в области психопатологии. Невосполнимое исчезновение второй версии также включало подавляющее большинство статистических данных и фактов, которые были бы настолько ценны и убедительны для специалистов. Несколько анализов индивидуальных случаев были также утеряны.

Существующая версия содержит только такие статистические данные, которые запомнились из-за частого использования, или которые могли быть восстановлены с удовлетворительной точностью. […] я также лелею надежду, что эта работа может достигнуть более широкой аудитории и сделать доступными некоторые полезные научные данные, которые могут служить основанием для понимания современного мира и его истории. Она может также облегчить для читателей понимание себя, своих соседей, и другие нации.

Кто обрел знание и выполнил работу, суммированную на страницах этой книги? Она - объединенное усилие, содержащее не только мои усилия, но также и представляющее работу многих исследователей…

Автор работал в Польше далеко от активных политических и культурных центров много лет. Именно там я предпринял ряд детальных тестов и наблюдений, которые должны были быть объединены и обобщены, чтобы выработать общую преамбулу для понимания окружающего нас макросоциального явления. Имя человека, который должен был произвести этот синтез было тайной, что было понятным и необходимым в то время и при той ситуации. Я иногда получал анонимные резюме результатов тестов из Польши и Венгрии. Некоторые данные были опубликованы, поскольку это не вызвало никаких подозрений, что собиралась специализированная работа, и эти данные и сегодня все еще можно обнаружить.

Ожидаемый синтез этой работы не происходил. Все мои контакты перестали действовать в результате секретных арестов исследователей в начале шестидесятых. Остающиеся научные данные, которые находились в моем распоряжении, были очень неполны, хотя бесценны по значимости. Потребовались многие годы одинокой работы, чтобы объединить эти фрагменты в единое целое, заполняя пробелы моим собственным опытом и исследованиеми.

Мои исследования истинной психопатии и ее исключительной роли в макросоциальном явлении проводилось одновременно или вскоре после исследований моих коллег. Их заключения, которые я получил позже, подтвердили мое собственное. Самый характерный пункт в моей работе – общая концепция для новой научной дисциплины, названной ‘понерология’. […]

Как автор заключительной работы, я тем самым выражаю мое глубокое уважение ко всем те, кто начал исследования и продолжал их проводить рискуя своими карьерами, здоровьем и жизнью. Я воздаю должное тем, кто заплатил цену страданием или смертью. Надеюсь, эта работа станет некоторой компенсацией за их жертвы …

Нью-Йорк, август 1984

Доктор Лобачжевский убежал в Соединенные Штаты, где он повторно собрал и написал исследование прежде, чем Солидарность принесла крушение коммунизма в Польше. Лобачжевский добавил несколько слов к своему введению:

Лобачжевский:

Прошло пятнадцать лет, наполненные политическими событиями. Мир чрезвычайно изменился из-за естественных законов [социального] явления, описанного в этой книге, и из-за усилий людей доброй воли. Тем не менее, мир пока еще не восстановлен до хорошему здоровья; и остатки серьезной болезни все еще очень активны и угрожают рецидивом болезни. Именно таким является результат немалых усилий, приложенных без поддержки объективного знания о самой природе явления. […]

Автор был признан как носитель этой ‘опасной’ науки только в Австрии, ‘дружественным’ врачом, который, оказалось, был ‘красным’ агентом. Коммунистические группы в Нью-Йорке были тогда настроены, чтобы организовать ‘контр-действие.’ Было ужасно узнать, как работала система сознательных и несознательных пешек. Наихудшими были люди, которые доверчиво доверяли своим сознательным ‘друзьям’ и выполняли инсинуируемые действия с патриотическим рвением. Автору отказывали в помощи и ему пришлось спасать свою жизнь, работая как сварщик. Мое здоровье разрушилось, и два года были потеряны. Казалось, что я не был первым, кто приехал в Америку, принеся подобное знание и, оказавшись там, со мной поступили подобным образом.

Несмотря на все эти обстоятельства, книга была написана вовремя, но никто ее не издавал. Работа была оценена как ‘очень информативная’, но для психологических редакторов, она содержало слишком много политики; а для политических редакторов она содержала слишком много психологии, или просто ‘редакционный крайний срок только что закончился’ Постепенно, стало ясно, что книга не прошла инспекцию посвященных лиц. […]

Научная ценность, которая может служить будущему, остается, и дальнейшие исследования могут привести к новому пониманию человеческих проблем с прогрессом к универсальному миру. Это было причиной, которая мотивировала меня, чтобы перепечатать на моем компьютере, уже выцветающую рукопись целиком. Работа здесь представлена, как она была написана в 1983-84 в Нью-Йорке, США. Так позвольте ей быть документом хорошей науки и опасной работы. Желание автора состоит в том, чтобы вручить эту работу в руки ученых в надежде, что они примут его бремя и будут прогрессировать в теоретическом исследовании понерологии - и претворять это знание в праксис во имя пользы людей и наций.

Польша - июнь 1998

Доктор Лобачжевский оставил Соединенные Штаты и возвратился в Польшу до 11 сентября 2001. Но его замечания были пророческими:

Тем не менее, мир пока еще не восстановлен до хорошему здоровья; и остатки серьезной болезни все еще очень активны и угрожают рецидивом болезни.

Что за ‘опасная наука доктор Лобачжевский нес с собой, когда он сбежал из коммунистической Польши?

Он называет ее ‘Понерология’, словарь определяет:

сущ. часть богословия, относящаяся ко злу; теологическая доктрина злонамеренности или зла; с греческого: poneros-> зло'.

Но доктор Лобачжевский не предлагал ‘теологическое’ исследование, а скорее научное исследование того, что мы можем явно назвать Злом. Проблема в том, что наша материалистическая, научная культура не признает с готовностью фактическое существование зла. Да, ‘зло’ играет роль в религиозной беседе, но даже там это представлено как ‘ошибка’ или ‘восстание’, которое будет исправлено в некоторый момент в будущем, которое обсуждено в другой части теологии: эсхатологии, которая занимается заключительными событиями в истории мира, окончательной судьбой человечества.

Есть множество современных психологов, которые фактически начинают двигаться в направлении того, о чем доктор Лобачжевский сказал, что уже было сделано за Железным занавесом много лет назад. Стопки их книг лежат на моем столе. Некоторые из них, кажется, возвращаются к религиозной перспективе просто потому что они лишены любого другого научного основания, чтобы использовать как исходные положения. Я думаю, что этоконтр-производительно. Как Джордж К. Саймон младший пишет в своей книге ‘Волки в овечьей шкуре’: (ВЫСОКО рекомендована)

Джордж К. Саймон:

Нас запрограммировали полагать, что люди демонстрируют проблемное поведение когда они беспокоятся о чем-либо. Нам также преподавали, что люди проявляют агрессию только тогда когда они подвергаются нападению каким-либо способом. Так, даже когда у нас есть внутреннее ощущение, что кто-то безпричинно на нас нападает, мы не относимся к этому со всей серьезностью. Обычно мы спрашиваем себя, какая глубинная причина может так чрезвычайно беспокоить человека, что она заставляет его поступать таким вызывающим тревогу способом. Мы можем даже задаться вопросом, что мы, возможно, сказали или сделали, что бы им ‘угрожало’. Мы почти никогда не задумываемся, что они могут противостоять просто, чтобы кое-что получить, чтобы другие поступали так как , или получить преимущество. Так, вместо того, чтобы видеть их как сражающихся, мы рассматриваем их как причиняющих вред каким-либо способом.

Мало того, что мы часто сталкиваемся с проблемами, пытаясь узнать способы, которыми люди нападают на нас, но мы также имеем трудность, отчетливо различающую агрессивный характер некоторых индивидуумов. Наследие работы Зигмунда Фрейда имеет к этому непосредственное отношение. Теории Фрейда (и теории других, которые полагались на его работу) значительно влияли на психологию личности в течение долгого времени. Элементы классических теорий личности интегрировались во многие дисциплины кроме психологии так же как во многие из наших социальных учреждений и предприятий. Основные принципы этих теорий и их ведущая концепция, невроз, справедливо хорошо гравированными в общественном сознании.

Психодинамические теории личности имеют тенденцию рассматривать каждого, по крайней мере до некоторой степени, как невротика. Невротические люди чрезмерно ингибированные люди, которые страдают из-за необоснованного опасения, вины и стыда, когда речь идет об обеспечении их базовых потребностей и нужд. Злостное воздействие сверхобобщающих наблюдений Фрейда о маленькой группе чрезмерно ингибированных людей в широкий набор предположений о причинах психологического плохо здоровья в каждом не может быть завышенным. […]

Врачи, обучение которых чрезмерно фокусировалось на теории невроза, могут ‘ограничить’ проблемы, неправильно их представляя. Они могут, например, предположить, что человек, который всю свою жизнь настойчиво преследовал независимость и демонстрировал незначительную близость с другими, должен обязательно ‘давать компенсацию’ за ‘опасение’ относительно близости. Другими словами, они рассмотрят закаленного бойца как испуганного бегуна, таким образом воспринимая неверно основную реальность ситуации. […]

Мы нуждаемся в радикально новой теоретической структуре, если мы действительно хотим понять, взаимодействовать, и обращаться с людьми, которые борются слишком много в противоположность тем, кто ‘слишком часто убегает’.

Проблема, конечно, что, когда Вы читаете все книги о таких людях как доктор Саймон описывает, Вы обнаруживаете, что ‘лечение’ в действительности означает лечение жертв, потому что такие агрессоры почти никогда не ищут помощи.

Возвращаясь к доктору Лобачжевскому: я написала, чтобы попросить его предоставить больше деталей относительно того, почему эта важная работа была неизвестна вообще Каково был значение его замечания: ‘Казалось, что я не был первым, кто приехал в Америку, принеся подобное знание и, оказавшись там, со мной поступили подобным образом.’

Он ответил почтой:

Лобачжевский:

[…] Годы назад публикация книги в США была убита г. Збигнивом Бжезинским очень хитрым способом. Какова была его мотивация, я могу только предполагать. Это была его собственная частная стратегия, или он действовал как посвященное лицо ‘большой системы’, поскольку он конечно им является? Сколько миллиардов долларов и сколько человеческих жизней нехватка этой науки стоили миру. […]

Что касается того, кто еще был вовлечен в эту работу: в те времена, такая работа могла только проводиться в полной тайне. В течение немецкой оккупации, мы научились никогда не спрашивать имена, хотя нам было известно, что некоторые ученые общались между собой международной коммуникацией. Я могу сказать Вам, что один венгерский ученый был убит из-за его работы над этим проектом, и в Польше, профессор Штефан Блаховский [Stephan Blachowski]умер при загадочных обстоятельствах, работая над этим проэктом. Несомненно, что профессор Казимир Дабровский [Kasimir Dabrowski] был активен в исследовании, будучи экспертом по психопатии. Он убежал к США и в Нью-Йорке, стал объектом преследования, как и я. Он перебрался в Канаду и работал в университете в Эдмонтоне.

После чтения работы Лобачжевского, легко понять, почему Бжезинский не дал книге увидеть свет. Она полностью обнажает сущность неоконсерваторов и патократов, что они не могли позволить этой книге появиться на свет! Также может быть, что они использовали ее, как руководство как лучше ‘натягивать шерсть’ на глаза народу.

Продолжая с книгой Лобачжевского:

Патократия

Лобачжевский: Будучи юным, я читал книгу о натуралисте, блуждающем по диким местам бассейна Амазонки. В какое-то мгновение маленькое животное упало с дерева ему на тыльную сторону шеи, мучительно царапая его кожу и высасывая его кровь. Биолог осторожно удалил животное - без гнева, так как животное питалось таким образом - и продолжил тщательно его изучать. Эта история упрямо застряла в моей голове в течение тех очень трудных времен, когда вампир упал на наши шеи, высасывая кровь из несчастной нации.

Отношение натуралиста - кто пытается отследить природу макросоциальных явлений несмотря на враждебность ситуации – позволило сохранять определенное интеллектуальное расстояние и лучшую психологическую гигиену, также немного увеличивая чувство безопасности и обеспечивая интуитивное наитие, что именно этот метод сможет помочь найти определенное творческое решение. Это потребовало контроль над естественными, морализирующими рефлексами отвращения и других болезненных эмоций, которые это явление вызывает в любом нормальном человеке, когда оно лишает его радости жизни и личной безопасности, разрушая его собственное будущее и будущее его нации. Научное любопытство становится лояльным союзником в течение таких времен.

Я приглашаю читателя представить очень большой зал в некотором старом Готическом университетском здании. Многие из нас собирались там рано на наших занятиях, чтобы слушать лекции выдающихся философов. Мы собрались там за год до окончания, чтобы слушать лекции по идеологической обработке, которые были недавно введены. Кто-то, кого никто не знал, появился позади кафедры и сообщил нам, что он теперь будет профессором. Его речь плавно текла, но в ней не было ничего научного: он был не в состоянии различить научные и бытовые понятия и рассматривал пограничные мысли, как если бы они были мудростью, которая не могла быть подвергнута сомнению. В течение девяноста минут каждую неделю, он затоплял нас с наивной, самонадеянным паралогистическим и патологическим представлением о человеческой действительности. Нас рассматривали с презрением и едва скрываемой ненавистью. Так как забавное тыкание могло повлечь за собой ужасные последствия, мы должны были слушать внимательно и с предельной серьезностью.

Виноградная лоза [обмен информацией среди студентов] скоро обнаружила происхождение этого человека. Он приехал из пригорода Кракова где он посещал среднюю школу, хотя никто не знал, получил ли он образование. Так или иначе, это было первым разом, когда он вошел в университетские двери - как профессор! […]

После таких издевательств над нашими умами, проходило много времени пока кто-либо осмеливался нарушить тишину. Мы изучали себя, так как мы стали чувствовать, что кое-что странное проникло в наши умы, и кое-что ценное утрачивалось безвозвратно. Мир психологической действительности и моральных ценностей казался, приостановился, как в холодном тумане. Наше чувство человечности и студенческая солидарность потеряли свое значение, также, как и патриотизм и наши старые устоявшиеся критерии. Мы спрашивали друг друга: ‘С тобой это также происходит?’ Каждый из нас испытал это беспокойство о своей собственной личности и своем будущем по-своему. Некоторые из нас отвечали на вопросы молчанием. Глубина этих переживаний, оказалось, была различной для каждого человека.

Мы таким образом задавались вопросом, как защитить нас от результатов этой ‘идеологической обработки’. Тереза Д. сделала первое предложение: Давайте проводить выходные дни в горах. Это работало. Приятная компания, шутки, изнемождение, сопровождаемое глубоким сном в укрытии, и наши человеческие личности возвратились, хотя с определенным после вкусием. Время также, оказалось, создавало своего рода психологический иммунитет, хотя не каждому. Анализ психопатических особенностей личности ‘профессора’ представлял другой превосходный способ защитить собственную психологическую гигиену.

Вы можете только вообразить наше беспокойство, разочарование, и удивление, когда некоторые коллеги, которых мы хорошо знали, внезапно начали изменять свое мировоззрение; более того, их мышление напоминало нам болтовню ‘профессора’. Их чувства, которые только недавно были дружественными, стали заметно более прохладными, хотя еще не враждебными. Доброжелательные или критические студенческие споры сразу же от них отскакивали. Они производили впечатление как будто они обладали некоторое количество секретного знания; мы были только их бывшими коллегами, все еще верившими тому, что старые профессора нам преподавали. Мы должны были быть осторожны в том, что мы им говорили.

Наши прежние коллеги скоро вступили в Партию. Кто они были? Какие социальные группы они представляли? Какими студентами и людьми они были? Как и почему они так изменились меньше чем за год? Почему ни я, ни большинство моих сокурсников сумели противостоять этому явлению и процессу? Много таких вопросов посещало наши головы тогда. Те времена, вопросы, и отношения дали начало идее, что это явление могло быть объективно понято, идее, большее значение которой кристаллизовалось со временем. Многие из нас участвовали в начальных наблюдениях и размышлениях, но большинство удалились перед лицом материальных или академических проблем. Оставались лишь немногие; таким образом автор этой книги может быть последним из индейцев из племени Могикан.

Было относительно легко определить окружение и происхождение людей, которые уступили этому процессу, который я тогда назвал ‘трансперсонификацией’. Они были выходцами из всех социальных групп, включая аристократические и глубоко религиозные семьи, и ослабили нашу студенческую солидарность приблизительно на 6 %. Остающееся большинство перенесло различные степени распада личности, который давал начало индивидуальным усилиям в поиске ценностей, необходимых для восстановления своей личности; результаты были разными и иногда творческими.

Даже тогда у нас не было никаких сомнений относительно патологической природы этого процесса ‘трансперсонификации’, который происходил подобным, но не идентичным во всех случаях, образом. Продолжительность действия результатов этого явления также изменилась. Некоторые из этих людей позже стали фанатиками. Другие позже использовали в своих интересах различные обстоятельства, чтобы забрать и вновь установить свои потерянные связи с обществом нормальных людей. Они были заменены. Единственная неизменная ценность новой социальной системы заключалась в волшебном числе - 6 %.

Мы пробовали оценить уровень таланта тех коллег, которые уступили этому процессу преобразования личности, и сделали вывод, что в среднем, он был несколько ниже чем усредненное значение для студенческой популяции. Их меньшее сопротивление очевидно заключалось в других биопсихологических особенностях, которые наиболее вероятно были качественно гетерогенными.

Я должен был изучить предметы, граничащие с психологией и психопатологией, чтобы ответить на вопросы возникающие в процессе наших наблюдений; научное пренебрежение в этих областях стало препятствием, трудным в преодолении. В то же самое время, кто-то, руководствуясь специальным знанием, очевидно освободил библиотеки от литературы по теме, которую мы могли бы обнаружить.

Кого-либо удивляет, почему в настоящее время любая группа, стремящаяся принести это же самое знание другим была бы помечена как ‘культ?’

Анализируя эти случаи теперь, мы могли бы сказать, что ‘профессор’ служил приманкой для наших голов, что основано на определенном психологическом знании психопатов. Он знал заранее, что он извлечет легко поддающихся влиянию людей, но низкие числа разочаровали его. Процесс трансперсонификации обычно происходил всякий раз, когда инстинктивный нижний слой человека был отмечен бледностью или некоторыми дефицитами. В меньшей степени, он также происходил среди людей, которые проявляли другие патологии, хотя состояние, вызванное в них было частично непостоянным, будучи в значительной степени результатом психопатологической индукции.

Это знание о существовании восприимчивых людей и как воздействовать на них продолжит являться инструментом для мирового завоевания, пока это остается тайной таких ‘профессоров’. Когда это станет умело популяризированной наукой, это поможет нациям развивать иммунитет. Но ни один из нас не знал об этом в то время.

Однако, мы должны признать, что демонстрируя свойства патократии и таким образом заставляя нас испытать глубокий опыт, профессор помог нам понять природу явления в больших масштабах, чем много истинных научных исследователей, так или иначе участвующих в этой работе.[…]

Естественное психологическое, социальное, и моральное мировоззрение - продукт процесса человека связанного с развитием в пределах общества, под постоянным влиянием его врожденных черт. Никакой человек не может развиваться, не находясь под влиянием других людей и их личностей, или ценностями его цивилизации и его моральными и религиозными традициями. Именно поэтому его мировоззрение не может быть ни универсальным, ни истинным.

Таким образом существенно, что главные ценности этого человеческого мировоззрения природы указывают основные подобия несмотря на большие промежутки времени, различные расы, и цивилизации. Таким образом, предложено, что ‘человеческое мировоззрение’ происходит из природы нашего вида и естественного опыта человеческих обществ, которые достигли определенного необходимого уровня цивилизации. Усовершенствования, основанные на литературных ценностях или философских и моральных размышлениях действительно указывают на некоторые различия, но вообще говоря, они имеют тенденцию приводить воедино естественный концептуальный язык различных цивилизаций и эр.

У людей с ‘гуманистическим’ образованием может создаться впечатление, что они достигли мудрости, но здесь мы сталкиваемся с проблемой; мы должны задать следующий вопрос: даже если естественное мировоззрение было усовершенствовано, отражает ли оно действительность с достаточной надежностью? Или оно является лишь отражением восприятия нашего вида? До какой степени мы можем зависеть от этого как основания для принятия решений в личностных, социальных, и политических сферах жизни?

Опыт нас учит, прежде всего, что это естественное мировоззрение имеет постоянные и характерные тенденции к деформации, продиктованной нашими инстинктивными и эмоциональными особенностями. Во-вторых, наша работа подвергает нас воздействию многих явлений, которые не могут быть поняты и описаны только естественным языком.

Рассматривая самую важную, искажающую реальность, тенденцию, мы замечаем, что те эмоциональные особенности, которые являются естественным компонентом человеческой личности, никогда полностью не соответствуют реальности практического опыта. Это является результатом нашего инстинкта и условий воспитания. Это - то, почему лучшие традиции философской и религиозной мысли рекомендовали подчинение эмоций, чтобы достигнуть более точного представления о реальности.

Другая проблема - факт, что наше естественное мировоззрение вообще характеризуется тенденцией снабдить наши мнения моральными суждениями, часто столь отрицательными, чтобы представить гнев. Это связано с тенденциями, которые глубоко внедрены в человеческий характер и социальные традиции.

Мы часто встречаемся с разумными людьми, с хорошо-развитым естественным мировоззрением, что касается психологических, социальных, и моральных аспектов, часто усовершенствованных через литературные влияния, религиозное обсуждение, и философские размышления. Такие люди имеют явную тенденцию переоценивать ценность их мировоззрения. Они не принимают во внимание факт, что их система может быть также ошибочной, как и недостаточно объективной.

Позвольте нам называть такое отношение эготизмом естественного мировоззрения. До настоящего времени, это был наименее пагубный тип эготизма, будучи просто переоценкой того метода понимания, содержащего вечные ценности человеческого опыта.

Сегодня, однако, мир подвергается опасности через явление, которое не может быть понято и описано посредством такого естественного концептуального языка; этот вид эготизма таким образом становится опасным фактором, душащим возможность некоторых противодействующих мер. Развитие и популяризация объективного психологического мировоззрения могли таким образом значительно расширить возможности контакта со злом через разумные действия и точно определенные контрмеры.

Начиная с древних времен, философы и религиозные мыслители, представляющие различные направления в различных культурах искали правду, что касается моральных ценностей, пытаясь найти критерии для того, что является правильным, что составляет хороший совет. Они описали достоинства человеческого характера и предложили их приобретать. Они создали наследие …, которое содержит столетия опыта и размышлений. Несмотря на очевидные различия среди направлений, подобие или комплементарность выводов, сделанных известными древними мыслителями поразительны, даже при том, что они жили в различные времена и в различных местах. В конце концов, все что является ценным, обусловлено и вызвано согласно законам природы, действующей на индивидуумов и коллективных обществ.

Это заставляет думать, однако, посмотрите, как относительно немного был сказано о противоположной стороне монеты; природе, причинах, и происхождении зла. Эти вещи обычно скрываются за обобщенными фразами с определенным количеством тайны. Такое положение дел может быть частично объяснено социальными условиями и историческими обстоятельствами, при которых работали эти мыслители. Их принцип работы, возможно, по крайней мере частично, был продиктован их личной судьбой, унаследованными традициями, или даже ханжескостью [prudishness]. В конце концов, правосудие и достоинство - противоположности несправедливости и порочности, то же самое относится к правдивости против лжи, здоровью - против болезни.

Характер и происхождение зла таким образом оставались скрытыми в незначительных тенях, оставляя драматургам возможность иметь дело с предметом на их очень выразительном языке, но это не достигало бы первичного источника феномена. Определенное познавательное место таким образом остается неисследованным, множество моральных вопросов, которые сопротивляются пониманию и философским обобщениям. […]

С незапамятных времен, человек мечтал о жизни, в которой его [труд может быть акцентирован отдыхом, когда он бы наслаждался плодами труда]. Он узнал, как одомашнить животных, чтобы отдача от труда была выше, и когда это больше не удовлетворяло его потребности, он научился порабощать других людей просто потому что он был более авторитарен и мог сделать это.

Мечты о счастливой жизни ‘все большего количества накопленных благ’, чтобы ими обладать, и большего количества досуга, чтобы ими обладать, таким образом позволили властвовать над другими, что развращает ум того кто использует власть. Именно поэтому мечты человека о счастье не осуществились в истории: гедонистическое представление о ‘счастье’ содержит семена страдания. Гедонизм, преследование накопления благ с единственной целью самоудовлетворения, кормит вечный цикл, где хорошие времена приводят к тягостным моментам.

Во время хороших времен, люди теряют из виду потребность в размышлении, самоанализе, знании других, и понимания жизни. Когда вещи ‘хороши’, люди спрашивают себя, стоит ли это, чтобы обдумать человеческую природу и недостатки в личности (собственные, или других). В хорошие времена, целые поколения могут вырасти без понимания творческого значения страдания, так как они непосредственно никогда не испытывали его. Когда все радости жизни доступны для удовлетворения потребностей, умственное усилие понять науки и законы природы - чтобы приобрести знание, которое не может быть непосредственно связано с накоплением благ - походит на бессмысленную работу. Будучи ‘умственно здоровым’ и позитивным - хороший спорт с никогда обескураживающим словом – видится как хорошая вещь, и любой, кто предсказывает страшные последствия, как результат такой беззаботности, считается плаксой или занудой.

Восприятие правды о действительности, особенно реальное понимание человеческой природы всех ее диапазонов и мозаичности, прекращает быть достоинством, которое стараются приобрести. Вдумчивые сомневающиеся - ‘зануды’, которые не могут уйти одни. ‘Не исправляйте то, что не сломано.’ Это отношение приводит к обнищанию психологического знания, включая способность дифференцировать свойства человеческой природы и личности, и способности творчески формировать здоровые умы.

Культ власти таким образом вытесняет умственные и моральные ценности, столь существенные для того, чтобы поддерживать мир мирными средствами. Обогащение нации или инволюция ее психологического мировоззрения можно считать индикатором хорошего или плохого будущего.

В течение хороших времен, поиск значения жизни, правды нашей действительности, становится неудобным, потому что это вскрывает неудобные факторы. Подсознательное устранение данных, которые являются, или кажутся, нецелесообразными, становится рутинной традицией, принятой целыми обществами. Результат состоит в том, что любые мыслительные процессы, основанные на такой урезанной/ усеченной информации не могут привести к правильным заключениям. Затем это приводит к замене неудобных истин удобной ложью себе, таким образом приближаясь к границам явлений, которые должны рассматриваться как психопатологические.

Факты состоят в том, что ‘хорошие времена’ для одной группы людей исторически соотносились с некоторой несправедливостью к другим группам людей. В таком обществе, где все скрытые истины скрываются под поверхностью как айсберг, бедствие находится за углом.

Ясно, что Америка испытала длительный период ‘хороших времен’ длившийся большую часть ее существования, (независимо от того, сколько людей они должны были угнетать или убивать, чтобы так сделать), но особенно так в течение этих 50 лет, предшествующих 11 сентября 2001. В течение этих 50 лет, родились несколько поколений детей, и те, которые родились в начале периода, кто не знал ‘тягостных моментов,’ теперь находятся в возрасте, когда они хотят ‘наслаждаться’ накопленными благами. К сожалению, это не похоже, что случится; 9/11 изменил все настолько глубоко, что похоже, что не будет никакого удовольствия для любого из нас очень, очень долгое временя.

Как это могло случиться?

Ответ состоит в том, что ценность нескольких поколений ‘хороших времен’ приводит к вышеупомянутым описанным социальным дефицитам относительно психологических навыков и моральному критицизму. Длительные периоды озабоченности собой и ‘накапливанием благ’ для себя, уменьшает способность точно считывать окружающую среду и других людей. Но ситуация более серьезна чем лишь обобщенная слабость общества, которое могло быть ‘ужесточено’ с приходом слегка ‘трудных времен’.

Лобачжевский:

Психологические особенности каждого такого кризиса уникальны для культуры и времени, но один общий знаменатель, который существует в начале всех таких ‘тягостных времен’, - увеличение истеричности общества. Эмоционализм, доминирующий в индивидуальной, коллективной, и политической жизни, объединенный с подсознательным подбором и заменой данных в рассуждении, приводит к индивидуальному и национальному эготизму. Мания немедленно обижаться по минимальному поводу провоцирует неизменную ответную реакцию возмездия, используя в своих интересах гипер-раздражительность и гипо-критичность со стороны других. Именно эта особенность, этот истеризация общества, позволяет патологическим заговорщикам, змее-подобным очарователям, и другим примитивным девиантам действовать как существенные факторы в процессах происхождения зла в макросоциальном масштабе.

Кто такие ‘патологические заговорщики’ и что может мотивировать таких людей в течение времен, которые воспринимаются другими как ‘хорошие’? Если времена ‘хороши’, почему любой хочет подготовить и производить зло?

Хорошо, конечно, текущая американская администрация придумала ответ: ‘Они ненавидят нас из-за наших свобод.’ Это - главный пример ‘подбора и замены данных в рассуждении’, что охотно и с удовольствием принято как объяснение публикой из-за недостатка психологических навыков и морального критицизма.

Лобачжевский:

Современные философы, развивающие мета-этику пробуют продвигаться в своем понимании, и как они скользят по упругой поверхности, приводящей к анализу языка этики, они вносят вклад к устранению небольшого количества шероховатостей и привычек естественного концептуального языка. Проникновение в это вечно-таинственное ядро, однако, чрезвычайно соблазняет ученых. […]

Если бы врачи вели себя как специалисты по этике и были бы не в состоянии изучить болезни, потому что они только интересовались изучением вопросов здоровья, не было бы такой науки как современная медицина. […] Врачи были правы акцентируя внимание на изучении болезни, прежде всего чтобы обнаружить причины и биологические свойства болезней, и затем понять патодинамику их течения. Понимание характера болезни, и ее течения, в конце концов, позволяет разработку и использование надлежащих лечебных средств. […]

Таким образом, возникает вопрос: мог бы использоваться некоторый аналогичный принцип работы modus operandi для изучения причин и происхождения других видов зла бичующих людей, семьи, общества? Опыт научил автора, что зло по своей природе подобно болезни, хотя возможно более сложно и неуловимо для нашего понимания. […]

Параллельно традиционному подходу, проблемы, обычно воспринимаемые как моральные, можно также рассмотреть на основе данных биологии, медицины и психологии, поскольку эти факторы одновременно присутствуют в вопросе как в целом. Опыт учит нас, что для существенного понимания происхождения зла обычно используются данные из этих областей. […]

Философская мысль, возможно, породила все научные дисциплины, но последние не созревали, пока они не стали независимыми, основанными на детальных данных и отношениях к другим дисциплинам, поставляющим такие данные.

Поощренный часто ‘совпадающим’по времени / синхронным открытием этих натуралистических аспектов зла, автор ввел методологию медицины; как клинический психолог и медицинский сотрудник по профессии, он так или иначе имел такие тенденции. Как в случае с врачами и болезнью, он взял на себя риск тесного контакта со злом и перенес его последствия. Его цель состояла в том, чтобы установить возможности понимания природы зла, его этиологических факторов и отслеживать его патодинамику. […]

Таким образом возникла новая дисциплина: Понерология. Процесс происхождения зла был, соответственно, назван, ‘понерогенезисом’. […]

Понимание происхождения Зла может дать значительные моральные, интеллектуальные, и практические преимущества благодаря объективности, требуемой для ее беспристрастного изучения. Благодаря такому подходу человеческое наследие этики не разрушается: оно фактически усиливается, потому что научный метод может использоваться, чтобы подтвердить основные ценности морального обучения.

Понимание характера макросоциальной патологии помогает нам находить здоровое отношение, защищая таким образом наши умы от того, чтобы ими управляли или их отравляли больным содержанием и влияли пропагандой.

Мы можем только победить этот грандиозный, инфекционный социальный рак, если мы постигнем его сущность и его этиологические причины.

Такое понимание характера явлений приводит к логическому заключению, что меры для излечения и приведения мира в порядок сегодня должны полностью отличаться от мер, используемых прежде для решения международные конфликтов. Также верно, что, просто имея знание и понимание явлений происхождения макросоциального Зла может начать излечивать отдельных людей и помочь их умам восстанавливать гармонию. […]

Лобачжевский обсуждает факт, что ‘тягостные времена,’ кажется, имеют историческую ‘цель’. Кажется, что страдание в течение времен кризиса приводит к умственной деятельности, нацеленной на решение или окончание страдания. Горечь потери неизменно приводит к регенерации ценностей и сочувствия.

Лобачжевский:

Когда наступают ‘тягостные времена‘, и люди поражены избытком зла, они должны собрать всю свою физическую и умственную силу, чтобы бороться за существование и защищать человеческий разум/reason. Поиск некоторого выхода из трудностей и опасностей разжигает долго-похороненные силы или осмотрительность. Такие люди имеют начальную тенденцию полагаться на силу, чтобы противодействовать угрозе; в них, легко, например, вызвать определенную реакцию, они полагаются на армию. Медленно и трудолюбиво, однако, они обнаруживают преимущества, полученные в результате умственных усилий; улучшенного понимания психологических ситуаций, в частности, лучшего дифференцирования человеческих характеров и личностей, и наконец, понимания противников. В течение таких времен, достоинства, которые прежние поколения низводили до литературных мотивов, восстанавливают свое реальную и полезную сущность и начинают цениться. Мудрый человек, способный дать толковый совет, весьма уважаем.

Кажется, что было много таких ‘тягостных времен’ в ходе человеческой истории, и именно в течение таких времен были развиты великие системы этики. К сожалению, в течение ‘хороших времен,’ никто не хочет слышать об этом. Они хотят ‘наслаждаться’ вещами, получать удовольствие и приятные ощущения, и таким образом любая литература, имеющая отношение к таким временам, потеряна, забыта, подавлена, или игнорировалась. Это приводит к дальнейшему снижению качества интеллектуальной жизни и открывает возможность для повторного прихода тягостных времен.

Если бы собрать все книги, которые описывают ужасы войн, жестокость революций, и кровавых дел политических лидеров и систем, большинство людей избегало бы такой библиотеки. В такой библиотеке, древние работы находились бы рядом с книгами современных историков и репортеров. Документальные свидетельства о немецком истреблении и концентрационных лагерях, полные сухих статистических данных, описывая хорошо-организованную ‘рабочую силу’ уничтожения человеческой жизни, было бы замечено, чтобы использовать должным образом спокойный язык, и обеспечит основание чтобы признать природу Зла.

Автобиография Рудольфа Хесса, командующего лагерей Освенцим (Аушвиц) и Бржезинка, (Биркенау) - классический пример того, как интеллектуальный психопат думает и чувствует.

Наша библиотека смерти включила бы философские работы, обсуждающие социальные и моральные аспекты происхождения Зла, используя историю для частичного оправдания пропитанных кровью ‘решений’.

Библиотека показала бы внимательному читателю своего рода эаолюцию от примитивных отношений, что хорошо порабощать и убивать побежденные народы, к существующему морализированию, относящему такое поведение к варварским и достойным осуждения действиям.

Однако, такая библиотека пропустила бы один критический том: нет ни одной работы, предлагающей достаточное объяснение причин и процессов, посредством которых происходят такие исторические драмы, как и почему люди периодически дегенерируют в состояние кровожадного безумия.

Старые вопросы остались бы без ответа: что заставило это случиться? Несет ли каждый в себе семена преступления, или только некоторые из нас? Независимо от того, насколько правдиво отображают реальные события, или насколько точны в психологическом отношении доступные книги, они не могут ответить на данные вопросы, и не могут полностью объяснить происхождение Зла.

Таким образом, человечество находится в затрудненном положении, потому что без полностью научного объяснения происхождения Зла, нет никакой возможности развития достаточно эффективных принципов противодействия Злу.

Лучшее литературное описание болезни не может привести к пониманию ее существенной этиологии, и таким образом не может снабдить нас никакими принципами ее лечения. Таким же образом, описания исторических трагедий неспособны привести к разработке эффективных мер чтобы противодействовать происхождению, существованию, или распространению Зла.

В использовании естественного языка в обсуждении психологических, социальных и моральных концепций, мы находим, что мы можем только приблизиться к теме, что приводит к ноющему чувству подозрения в собственной беспомощности.

Наша обычная система концепций не наделена необходимым фактическим содержанием - научными наблюдениями о Зле - что позволило бы понимание качества многих факторов (особенно психологических), которые активны прежде и во время рождения нечеловечески жестоких времен.

Несмотря на это, авторы некоторых из книг, которые мы бы нашли в нашей Библиотеке Зла, с большой осторожностью придавали своим словам надлежащую точность, как если бы они надеялись, что кто-то, через годы, будет использовать их труды, чтобы объяснить, что они, непосредственно, не могли объяснить даже на лучшем литературном языке.

Большинство людей испугано такой литературой. Гедонистические общества имеют сильную тенденцию поощрять эскапизм в невежество или наивные доктрины. Некоторые люди даже чувствуют презрение к страданию других.

Верно, что, в прослеживании поведенческих механизмов происхождения Зла, нужно контролировать возникающие чувства отвращения и страха, покориться страсти к науке, и развивать спокойную перспективу восприятия, необходимую в естествознании.

Эта книга стремится провести читателя за руку в новый мир, выходящий за пределы привычного мира концепций и воображения, которому он доверял и использовал начиная с детства. Это необходимо из-за проблем, перед которыми наш мир теперь стоит, и которые мы больше не можем игнорировать, или игнорировать [на свой страх и риск], подвергая опасности все человечество. Мы должны понять, что мы не можем отличить путь к ядерной катастрофе от пути творческого посвящения, если мы не ступим за пределы субъективного мира известных концепций, также мы должны понять, что этот субъективный мир был выбран для нас мощными силами, с которыми наша ностальгия по домашним, человеческим идеям о теплоте и безопасности не в состоянии состязаться

Моральное и психобиологическое зло связаны очень многими причинными отношениями и взаимными влияниями, что они могут быть разделены только с помощью абстракции. Однако, способность различать их качественно защищает нас от морализирующих интерпретаций, которые так легко и коварно могут отравить человеческий разум.

Макросоциальные явления Зла, которым посвящена данная книга, кажется, подвергнуты таким же самым законам природы, работающей в людях на уровнях индивидуума или малой группы. Роль людей с различными психологическими дефектами и аномалиями клинически низкого уровня, кажется, являются постоянной характеристикой таких явлений.

В макросоциальном явлении, где Зло необуздано, ‘патократия’, определенная наследственная аномалия, изолированная как ‘истинная психопатия’ является каталитической и причинной основой для происхождения и выживания такого государства. […]

Это последнее замечание является ключом к ‘великим конспирациям’, которые, как многие убеждены, не могут существовать. Доктор Лобачжевский обсуждает виды людей, которые формируют ‘патократию’, или ‘психопатическое правительство,’ и далее, он разрабатывает детали о психопатах, основанных на его собственных исследованиях и исследованиях тех, с кем он был связан, и которые открыто никогда не обсуждались, насколько я могу сказать после чтения многих тысяч страниц материала по предмету, вышедшему из печати на Западе. Доктор Лобачжевский, с другой стороны, предпринял свои исследования находясь‘в животе хищника,’ так сказать, с живыми ‘экземплярами’. Ценность такого исследования не может быть завышенной.

Лобачжевский:

Исторически патологические процессы имели глубокое влияние на человеческое общество в целом вследствие того, что много людей с деформированными характерами играли выдающиеся роли в формировании социумов. Полезно иметь некоторую начальную информацию об этом. Доктор Лобачжевский пишет:

Мозговая ткань очень ограничена в своей регенерирующей способности. Если она повреждена, и впоследствии заживает, происходит процесс восстановления, благодаря которому соседняя здоровая ткань берет на себя функцию поврежденной части. Эта замена никогда не проходит без потерь, таким образом, некоторые нехватки, касающиеся навыков и надлежащих психологических процессов могут быть обнаружены, даже в случаях очень маленького повреждения, при использовании соответствующих тестов. […]

Что касается патологических факторов понерогенетических процессов, перинатальные повреждения или травмы раннего возраста имеют более функциональные результаты чем травмы, которые происходят в более позднем возрасте.

В обществах с высоко развитым медицинским обслуживанием, мы находим среди учеников начальных школ, что 5 - 7 процентов детей перенесли повреждения мозговой ткани, которые вызывают определенные академические или поведенческие трудности. […] 15

Это - фактически пугающая цифра. Если мы понимаем, что еще более высокий процент от предыдущих поколений перенес повреждения мозговой ткани в течение времени, когда не было никакого высоко развитого медицинского обслуживания беременных женщин и новорожденных, не говоря уже о травмах, которые встречаются среди населения сегодня, где такое обслуживание все еще примитивно, мы можем понять, что большая часть нашей собственной культуры была сформирована людьми с повреждением головного мозга, и мы сталкиваемся с миром, в котором люди с повреждениями мозга имеют важное влияние на социум! Имейте в виду, что, если ваш дедушка перенес перинатальную или послеродовую травму головного мозга, это повлияло на то, как он воспитывал одного из ваших родителей, что, в свою очередь, повлияло на то, как тот родитель воспитывал Вас!

Эпилепсия является самым старым из известных результатов таких повреждений; она встречается в относительно редко, среди людей, перенесших такое повреждение. Исследователи более или менее единодушны в том, что Юлий Цезарь и затем позднее Наполеон Бонапарт страдали от эпилептических припадков. Уровень, до которого эти болезни имели отрицательный эффект на их характеры и принятие исторических решений, или играли понерогенную роль, может быть предметом отдельного исследования. В большинстве случаев, однако, эпилепсия - очевидная болезнь, что ограничивает ее роль как понерогенного фактора. 16

В намного большей части людей с повреждениями мозговой ткани, отрицательная деформация их характеров углубляется со временем. Деформация характеров различна в зависимости от свойств и локализаций повреждений, времени происхождения, и также условий жизни после их возникновения. Мы назовем расстройства характера, являющиеся результатом такой патологии ‘характеропатиями’.

Некоторые характеропатии играют знаменательную роль как патологические агенты в процессах происхождения зла в крупном социальном масштабе. […]

Относительно хорошо-зарегистрированный пример такого влияния характеропатической личности в макросоциальном масштабе - последний немецкий император, Вильгелм II. При рождении его мозг был подвергнут травме. В течение и после его всего царствования, его физический и психологический недостаток был скрыт от знания общественности. Моторные способности верхней левой части его тела были редуцированы. Как мальчик, он испытывал трудности при изучении грамматики, геометрии, и рисунка, которые составляют типичную триаду академических трудностей, вызванных незначительными мозговыми повреждениями. Он развил личность с инфантильными чертами и недостаточным контролем над своими эмоциями, и также несколько параноидальное мышление, которое легко обходило суть некоторых важных проблем, уклоняясь от их решения.

Милитаристские позы и униформа генерала служили компенсацией за его чувства неполноценности и эффективно скрывали его недостатки. Политически, его недостаточный контроль над эмоциями и факторами личной злобы стал известен. Старый Железный Канцлер должен был уйти, хитрый и безжалостный политический деятель, который был лоялен к монархии и создал могущество Пруссии. В конце концов, он был слишком хорошо осведомлен о дефектах принца и работал против его коронации. Подобная судьба встретила других чрезмерно критических людей, которые были заменены людьми с меньшими умственными способностями, большим подобострастием, и иногда, дискретными психологическими отклонениями. Происходила отрицательная селекция.

Обратите внимание на последний термин: ‘Происходила отрицательная селекция.’ То есть дефектный глава государства выбрал свою администрацию, свое правительство, на основании собственного патологически поврежденного мировоззрения. Я уверен, что читатель может чувствовать, насколько опасной подобная ситуация может быть для индивидуумов, которые управляются такой ‘отрицательно отселектированной’ кабалой. Важно также учитывать, какое влияние это оказывало на социумы находившиеся под правлением таких людей.

Лобачжевский объясняет:

опыт людей с такими аномалиями вырастает из нормального человеческого мира, которому они принадлежат по своей природе. Таким образом, их другой тип мышления, их эмоциональное насилие, и их эготизм находят относительно легкий вход в умы других людей и воспринимаются в рамках категорий естественного мировоззрения. Такое поведение со стороны людей с подобными расстройствами характера травмирует умы и чувства нормальных людей, постепенно уменьшая их способность использовать собственный здравый смысл. Несмотря на их сопротивление, люди привыкают к твердым привычкам к патологическому мышлению и опыту. В молодых людях, в результате личность страдает от неправильного развития, приводящего к уродству. Они таким образом представляют патологические понерогенные факторы, которые, вследствие тайной активности, легко порождают новые фазы в вечном генезисе Зла, открывая дверь более поздней активации других факторов, которые вслед за этим начинают играть ведущую роль. […]

[В случае эффекта Вильгельма II], много немцев были прогрессивно лишены способности использовать свой здравый смысл из-за столкновений с психологическим материалом характеропатического типа, поскольку простые люди склонны идентифицировать себя с императором …

Новое поколение выросло с уродствами, касающихся чувствования и понимания моральных, психологических, социальных и политических реальностей. Чрезвычайно типично, что во многих немецких семьях, содержащих члена, который был в психологическом отношении не совсем нормален, стало считаться вопросом чести (даже извиняющий низкое поведение), сокрытие этого факта от общественного мнения - и даже знания близких друзей и родственников. Большие части общества глотали психопатологический материал, вместе с нереалистичным мышлением, где лозунги берут заменяют аргументы и реальные данные подвергнуты подсознательной селекции.

Это происходило, когда волна истерии поднималась повсюду в Европе, что включало тенденцию эмоций к доминированию, и тенденцию человеческого поведения содержать элемент наигранной театральности. […] Это прогрессивно покорило три империи и другие страны на материке.

До какой степени Вильгельм II вносил свой вклад в это, наряду с двумя другими императорами, умы которых также не были погружены в фактические материалы истории и правительства? До какой степени они находились непосредственно под влиянием интенсификации истерии во время их правления? Это стало бы интересной темой обсуждения среди историков и понерологов.

Напряженность в международных отношениях усилилась; Эрц-герцог Фердинанд был убит в Сараево. Однако, ни кайзер, ни любая другая правительственная власть в его стране не обладали разумом (вследствие вышеупомянутой отрицательной селекции). Что вошло в игру, было эмоциональное отношение Вильгельма и стереотипы мышления и действия, унаследованные от прошлого. Вспыхнула война. Готовые ранее общие военные планы которые потеряли свою актуальность в новых условиях, развертывались больше как военные маневры. Даже те историки, знакомые с происхождением и характером прусского государства, включая его идеологическую традицию кровавого экспансионизма, интуитивно постигают что эти ситуации содержали некоторую активность непостижимой фатальности, которая уклоняется от анализа в терминах исторической причинной связи.

Много вдумчивых людей продолжают задавать тот же самый беспокойный вопрос: как это стало возможным, что немецкая нация, выбрала как Fuehrer шутовского психопата, который признавал свое патологическое видение правления супермена? Под его лидерством, Германия тогда развязала вторую войну, преступную и политически абсурдную. В течение второй половины этой войны, высоко обученные армейские офицеры честно выполняли жестокие приказы, бессмысленные с политической и военной точки зрения, изданные индивидуумом, психологическое состояние которого соответствовало обычным критериям для того, чтобы подвергнуть его насильственной психиатрической госпитализации.

Любая попытка объяснять события, которые произошли в течение первой половины нашего столетия посредством категорий, общепринятых в исторической мысли, оставляет позади роющее чувство несоответствия. Только понерологический подход может компенсировать этот дефицит в нашем понимании, поскольку он вскрывает роли различных патологических факторов в происхождении Зла на каждом социальном уровне.

Питаясь в течение нескольких поколений патологически измененным психологическим материалом, немецкая нация опустилась до состояния, сопоставимого с тем, что мы видим в определенных людях, воспитанных родителями, являющимися и характеропатами, и истеричными одновременно. Психологи знают из опыта, как часто такие люди позволяют себе совершать действия, которые серьезно травмируют других. […]

Немцы перенесли огромную боль, и принесли огромную боль другим, в течение первой Мировой войны; поэтому они не чувствовали никакой существенной вины и даже думали, что они были обижены, поскольку они вели себя в соответствии со своей общепринятой привычкой, не будучи осведомленными о ее патологических причинах. Потребность в этом состоянии, облачать себя в одежды героя после войны, чтобы избежать горького распада стала слишком обычной. Таинственное влечение возникло, как будто социальный организм увлекся … некоторым наркотиком. Это был голод патологически измененного психологического материала, явление, известное в психотерапевтическом опыте. Этот голод мог быть удовлетворен только другой личностью и системой правительства, оба сходно патологические.

Личность характеропата открыла дверь для лидерства психопатическому индивидууму.

То, что является интересным в этом пункте в беседе Лобачжевского - его индикация, что этот образец повторяет себя снова и снова в истории: индивидуум с патологически поврежденным мозгом создает обстоятельства, кондиционирующие общество определенным способом, и это, затем, открывает дверь для прихода к власти психопата. Когда я читала об этом, я вспоминала прошлые 45 или 50 лет истории Америке и поняла, что ‘холодная война,’ ядерная угроза, убийство Кеннеди, проделки Никсона, Джонсона, Рейгана, Клинтона, манипулирование американцами через СМИ, являлись созданиями условий характеропатами, что открыло дверь для неоконсерваторов и их номинальной марионетки, Джорджа В. Буша, который может конечно быть описан как ‘шутовской психопат, который признает свое патологическое видение супер-Американского правления.’ Мы можем даже видеть в клике, которая собралась вокруг Джорджа В. Буша, ту же самую ‘отрицательную селекцию’ советников и чиновников кабинета, как описано у Лобачжевского собралась вокруг кайзера Вильгельма .

Так, мы начинаем понимать, насколько важной может оказаться эта ‘наука о Зле, приспособленном для решения политических целей’ и насколько нам нехватает понимания себя как общества. Чтобы правильно понять, как все общество, даже вся нация, могло стать патократией, мы должны немного разобраться в типах людей, которые составляют ядро такой ‘конспирации’. Лобачжевский обсуждает самый частые характеропатии и их отношение к мозговым повреждениям, и дает примеры.